20–22 июня 2016 года в Санкт-Петербурге уже в двадцатый раз прошла конференция «Индоевропейское языкознание и классическая филология», посвященная памяти профессора И. М. Тронского. В одном из докладов этой конференции Сергей Кулланда (Институт востоковедения РАН) и Александр Солька (Институт восточных культур и античности РГГУ) предложили новую интерпретацию знаменитого рассказа «Повести временных лет» о щите князя Олега, который он водрузил на воротах Константинополя в ходе похода 907 года.
Гравюра Ф. Бруни
Как сказано в летописи, Олег сделал это «показоуа побѣду», но если обратиться к сведениям об обычаях викингов, можно узнать, что водружение щита у них действительно практиковалось, но служило знаком перемирия, готовности к переговорам или мирной торговле. Первым сопоставил летописное известие о щите Олега с обычаями викингов известный историк Август Людвиг Шлёцер еще в 1805 году. Он привел в качестве примера случай, когда знак перемирия оказался хитрой уловкой ютландских викингов:
«Император [Карл III Толстый], подобно Ахаву, принял его [вождя викингов Готфрида] как друга и заключил с ним мир; от обеих сторон были выданы заложники. Норманны сочли это добрым предзнаменованием, и чтобы не было сомнений, что мир их незыблем, по своему обычаю высоко вывесили щит и отворили ворота крепости. Наши же, не зная об их коварстве, вошли в крепость, одни ради торговли, другие же осмотреть укрепления. Норманны же, вернувшись к своему обычному коварству, спустили щит мира, затворили ворота и всех наших, вошедших внутрь, либо убили, либо связали железными цепями для последующего выкупа» («Фульдские анналы»).
В 1925 году такое сопоставление сделал А. И. Ляшенко в статье «Летописные сказания о смерти Олега Вещего». Но эти предположения не были приняты другими историками, поэтому авторы нынешнего доклада собрали новые аргументы в их пользу.
Дальние походы викингов в различные страны Европы осуществлялись как с военно-грабительскими, так и с торговыми целями. Связь войны и торговли, если мы обратимся к древней истории, оказывается куда более тесной, чем можно было ожидать. И морская торговля, и пиратские набеги в древности принесли славу финикийцам. Отражается эта связь и в языке. Например, к одному индоевропейскому корню относятся хеттское слово laḫḫ- ‘военный поход, путешествие’, древнеирландское láech ‘воин’, санскритское lotra ‘добыча, награбленное добро’, латинское lucrum ‘выгода, прибыль’, готское laun ‘вознаграждение, оплата’. В одном из заклинаний Атхарваведы бог Индра назван «торговцем», близкий по функциям к Индре Рудра имел эпитеты «господин воров» (stenānām pati) и «торговец» (vāṇija).
Германский бог Один (Вотан), который был богом мужских союзов и воинских инициации, также считался покровителем торговли, поэтому латинские авторы отождествляли его с Меркурием. Тацит в труде «О происхождении германцев» писал: «Из богов они больше всего чтят Меркурия и считают должным приносить ему по известным дням в жертву также людей» (пер. А. С. Бобовича). Показательно, что день бога Меркурия – среда (франц. mercredi), в германских языках стал называться днем Вотана (нидерл. woensdag, англ. Wednesday).
Знаменитый торговый союз северонемецких городов носил название Ганза (Hanse). В средневерхненемецком языке это слово было нарицательным и обозначало торговую гильдию. Если же мы обратимся к памятникам готского языка, то обнаружим, что в нем слово готского hansa изспользовалось для передачи греческого σπεῖρα и латинского cohors ‘воинское подразделение, когорта’.
Раз викинги были и воинами, и купцами, им было необходимо каким-то образом начинать общение с местными жителями, чтобы приступить к торговле, но жители, не понаслышке знающие о грабительских повадках викингов, вряд ли проявляли большую готовность к коммуникации. Поэтому сложился обычай использовать знаки, сообщавшие о намерениях прибывших скандинавов. Если на мачте корабля поднимали белый щит, он означал мирные намерения, желание торговать. Если же викинги хотели бросить вызов, он водружали красный щит.
Например, в саге об Эйрике Рыжим есть описания двух встреч викингов и скрелингов (индейцев или эскимосов), во время одной из которых был поднят белый щит: «И однажды рано поутру, оглядевшись, они увидели множество кожаных каяков, и с кораблей махали палками, шумевшими подобно цепам, крутя их посолонь. Тогда сказал Карлсефни: «Что бы это значило?». Снорри Торбрандссон ответил ему: «Возможно, это знак мира; возьмем белый щит и двинемся им навстречу». Так они и сделали…» (Глава 10). В следующие главе говорится, что при нападении скрелингов викинги вышли им навстречу уже с красным щитом. В современном норвежском языке есть устойчивое выражение det røde skjold «вызов, брошенная перчатка», в буквальном переводе «красный щит».
Так как целью похода Олега на Константинополь было заключение договора о торговле (чего в итоге он успешно добился), вполне ожидаемо, что Олег мог поднять белый щит на мачте. Позднее же, когда обычаи викингов забылись, это действие получило у летописцев другую интерпретацию и стало трактоваться как демонстрация воинской силы. То, что в летописях щит поднят не на мачте корабля, а на воротах, возможно, объясняется влиянием ветхозаветного текста о городе Тире: «Перс и Лидиянин и Ливиец находились в войске твоем и были у тебя ратниками, вешали на тебе щит и шлем; они придавали тебе величие» (книга пророка Иезекииля 27, 10).
Источник: Максим Руссо polit.ru
